Гадкий  утёнок

Холодная, кристально чистая и приятная на вкус вода в горных реках.  Путешествуя по отрогам горных хребтов, на самом солнцепёке, нет лучшего наслаждения добраться до такой речки и, наклонив лицо к воде, пить, впитывать в себя студёную, живительную влагу.  Истомлённое зноем тело воскресает, набирается сил, и путник снова готов идти хоть на край света.  Однажды, завершив очередной маршрут по реке Хру, что стекает с хребта Сихотэ - Алинь, мы возвращались домой.  Наша мотоладья, подгоняемая быстрым течением, шла ходко.  Как в калейдоскопе, мелькали виды один другого краше. Рощи, луга, окаймлённые тальником, скалистые прижимы.  НА излучине реки, у одного из высочайших прижимов, форватер проходил у самой скалы.  До камней рукой подать.  И вдруг откуда - то  из под нависших плит метнулась небольшая кургузая уточка, плюхнулась в воду и исчезла.  Это была каменушка. Житель горных рек.  Заглушив мотор, мы ткнулись в берег и, держась за нависщие ветви кустов, взяли под осмотр каменистый обрыв.  Поиски были не долги.  В нише под камнями оказалось скрытое кустиком таволги гнездо.  В устланной сухими былинками и пухом  ямке лежало восемь зеленовато - белых, насиженных до глянца яиц.  Не нарушая симметрии в их расположении, мы взяли одно.  Надо было принести его в жертву науке - снять параметры и описать. Опущенное в тёплую воду, яйцо немедленно всплывало тупым концом вверх.  Значит, сильно насижено.  Дома по окончании всех процедур, мы подложили экспериментальное яйцо под наседку.  Так, на всякий случай.  Курица как раз сидела на утиных яйцах и вот - вот должна была вывести.  Каково же было наше изумление, когда на другой день первым проклюнулся наш найдёныш.  А за ним появились и все остальные желтовато - бурые пуховички.  Только дикарь был ростом поменьше и несколько темнее своих собратьев, домашних утят.  Да резко выделялись белые пятна у глаз.  Откровенно говоря, никто не знал, удастся ли его выходить.  Многим приходилось выводить диких утят - крякву, чирков и других.  Но ведь это были обычные, речные утки, близкая родня наших домашним.  К корму они все неприхотливы, и уход за ними не представляет трудностей.  А тут нырковая утка, да ещё с горной реки.  Опыта в содержании таких водоплавающих у нас не было.  Но наш приёмыш с первых же дней принял предложенный ему рацион. Он жадно глотал и кашу, и хлеб, и мятую картошку с зеленью, которую давали утятам.  Только с земли брать пищу не любил.  Всё ему подавай в воде.  Но, когда в тазик с водой пустили мальков и насыпали ракушек,  утёнок оказался наверху блаженства.  Он очень легко и быстро управился с рыбкой и поглотал ракушки.  Это оказалось его основной пищей.  Пришлось мобилизовать для ловли рыбы и сбора моллюсков окрестных мальчишек.  В конце лета, когда утята стали оперяться, мы подрезали крылья нашему питомцу.  Чтобы не улетел.  Но потом пожалели.  К осени он стал задумчивым и,скосив глаза, всё посматривал на небо.  По ночам беспокоился.  Видно, тянуло податься в тёплые края, к морю.  Но подрезанные крылья не давали возможности взлететь.  Так и остался найдёныш зимовать вместе с домашними утятами в сарае.  Ел он всё исправно, но воды ему вечно не хватало.  Только нальют в тазик, как он бесцеремонно отгонит всех уток, плюхнется туда - и давай барахтаться.  Всю и выплескает.  А глупые утки жмутся по углам.  Пришлось поставить ему широкое корыто.  То-то было раздолье.  Так и перезимовал гадкий утёнок.  К весне, ну точно в сказке, он надел свой брачный расписной нвряд и превратился в красавца селезня.  В апреле мы отнесли нашего питомца в лес и пустили в речку.  Он сразу же нырнул, снова показался и, помахивая крыльями, надсадно, как ошалелый, по своему заорал: "Кеаг, кеаг!.."  Властное желание и гордое нетерпение слышалось в этом влекущем крике.  Потом хрипло расхохотался: "Хе, хе-хе-хе-хе!.."  Поднялся в вздух и,цепляясь брюхом за воду, помчался.  И скрылся за поворотом.                                                                                                           В.ЯХОНТОВ   журнал "Юный натуралист" №4 1973г.